Кафедра ЮНЕСКО Культурно-историческая психология детства

Московский государственный психолого-педагогический университет

  • Увеличить размер шрифта
  • Размер шрифта по умолчанию
  • Уменьшить размер шрифта
Home Публикации Обзоры зарубежной литературы Нейропсихология сознания

Нейропсихология сознания

Нейропсихология сознания

Обзор составил:
Пономарев И.В.
 

Tononi G., Edelman G.M. Consciousness and complexity. Science, 1998. Vol. 282. Р. 1846–1851 (Тонони Дж., Эдельман Дж. М. Сознание и сложность / Наука, 1998. Т. 282. С. 1846–1851).

Дж. Эдельман и Дж. Тонони рассматривают сознание человека как процесс, меняющий в течение долей секунды свою нейрофизиологическую локализацию. При таком подходе встает задача выяснить, по каким основным нейрофизиологическим направлениям происходят локализационные изменения или, по-другому, какого рода нейрональная активность существенна для построения и функционирования сознания.
Проанализируем основные семантические связи термина «сознание». Для этого сначала полностью приведем абстракт статьи, а потом все предложения, а в некоторых случаях словосочетания, в которых встречается этот термин в порядке его появления в статье.
«Общепринятые подходы к пониманию сознания обычно концентрируют внимание на том, какой вклад в него вносят определенные области мозга или группы нейронов. Напротив, мы будем рассматривать, какого рода нейрональные процессы могут отвечать за ключевые свойства сознательного опыта. Применение критериев нейрональной интеграции и сложности вместе с анализом обширных нейрологических данных приводит к верифицируемому предположению – гипотезе динамического ядра – о свойствах нейронального субстрата сознания» Р. 1847.
«Вместо того чтобы спорить, вносят ли определенные области мозга или группы нейронов вклад в сознание или нет, наша стратегия заключается в том, чтобы выделить какого рода нейрональные процессы могут отвечать за ключевые свойства сознательного опыта» Р. 1847.
«Сознание, как указывал Уильям Джеймс, является не вещью, а процессом или потоком, который изменяется в течение долей секунды. Он подчеркивал, что фундаментальной характеристикой потока сознания является его единство и интегрированность» Р. 1847.
«О единстве сознательного опыта также свидетельствует наша неспособность выполнять много задач одновременно, исключая те, которые высокоавтоматичны и менее отягощают сознание» Р. 1847.
«Информационность сознания помогает избавиться от многих парадоксов, возникающих в отношении сознательного опыта» Р. 1847.
«Для того чтобы понять, что такое сознание, важно выделить такие субстратные нейрональные процессы, которые одновременно интегрированы и обладают такой исключительно информационной дифференциацией» Р. 1847–1848.
«В течение медленно-волнового сна, в котором сознание сильно подавлено или отсутствует…» Р. 1848.
«…время, когда по отчетам испытуемых стимул постепенно исчезает из сознания…» Р. 1848.
«Рабочая память используется для того, чтобы привнести или удерживать какой-либо предмет в сознании или близко к сознательному доступу» Р. 1848.
«Сознание может функционировать, если репертуар дифференцированных нейрональных состояний является большим. Наоборот, если этот репертуар сокращается, например, если большинство групп нейронов в коре передают сигнал синхронно и функциональные различия между ними пропадают, то сознание подавляется или теряется» Р. 1848.
«Гипотеза динамического ядра избегает ошибочного понятийного предположения, что определенные локальные, внутренние свойства нейронов имеют – неким магическим образом – особую корреляцию с сознанием» Р. 1850.
«С уверенность можно предположить, что в течение когнитивной активности, связанной с сознанием, должны появляться свидетельства большого, но вполне различимого объединения распределенных нейрональных групп, которые взаимодействуют в течение долей секунды намного сильнее между собой, чем с остальным мозгом» Р. 1850.
«Можно обоснованно предположить, что некоторые расстройства сознания – особенно связанные с распадом личности и шизофренией – должны отразиться на нормальном функционировании динамического ядра и, возможно, привести к формированию составного ядра» Р. 1850.
«Имеющиеся в настоящее время свидетельства поддерживают веру в то, что научное объяснение сознания становится все более ощутимым» Р. 1850.
«Заметим, что информационность сознания также помогает понять нам его эволюционное значение» Р. 1850.
 «Исследования травм мозга показывают, что сознание разрушается от массивных поражений коры, но сохраняется при локальных поражениях коры. Единственной локализационной травмой мозга, ведущей к потере сознания, обычно является поражение ретикулярного центра в верхней части ствола мозга и гипоталамуса или его рострального продолжения в ретикулярные и интраламинарные таламические ядра» Р. 1850.
«Некоторые эксплицитно-имплицитные расстройства (такие, как амнезия) могут происходить от частичного разрушения связей пораженной области с более общей системой нейрональной активности, связанной с сознанием» Р. 1851.
«[Зрительная область] V1 может быть, однако, существенна для обеспечения визуального сознания определенной степенью детализации» Р. 1851.
«Если быстрая интеграция нейрональной активности достигается высокой ценой с точки зрения количества связей и энергетического обеспечения, то нейрональные группы в «более высоких» областях должны быть привилегированными членами динамического ядра, являющегося субстратом сознания» Р. 1851.
 «Такой взгляд является полной противоположностью модульного или атомистического подхода к сознанию» Р. 1851.
Контент-анализ термина «сознание» показывает, что он имеет следующие семантических связи у Дж. Эдельмана и Дж. Тонони. Самая высокая частотность у составного термина «группа нейронов» (7; со словоформами); цифра в скобках сразу после приведенного термина означает частоту попарной встречаемости данных терминов в одном предложении; если считается не только сам термин, но и его словоформы в виде прилагательных и причастий, то это указывается особо, как в данном случае, так как считалась и такая словоформа как «нейрональная группа». Если к этому прибавить прилагательное «нейрональный» (7) и единичный термин «нейрон» (1), то получим, что словоформа с корнем «нейро-» встречается 13 раз. На втором месте по частотности стоит термин «динамическое ядро» (4), затем идут термины «сознательный опыт» (3), «мозг» (3; со словоформами), «свойства» (3) и термины-антонимы «интеграция» (3; со словоформами) и «дифференциация» (3; со словоформами). В частотность термина «дифференциация» мы также включили его синоним «сложность (complexity)», так как на синонимичное использование этих двух терминов в своей статье указывают сами авторы.
В приведенных цитатах также можно выделить семантические связи термина «сознание», идущие от медицинской практики: «потеря сознания» (3; со словоформами), «затемненное/подавленное сознание» (3), «исчезать из сознания» (1), «привнести или удерживать некоторый предмет в сознании» (1).
Что более существенно,  логико-семантический анализ трех предложений, в которых одновременно встречаются термины «сознание» и «сознательный опыт», позволяет предположить, что они используется синонимично. Чтобы подтвердить это проанализируем семантические связи термина «сознательный опыт».
Контент-анализ термина «сознательный опыт» показывает, что он имеет следующие семантические связи у Дж. Эдельмана и Дж. Тонони. Самая высокая частотность у составных терминов «нейрональные процессы» (11) и «группа нейронов» (10; со словоформами). К ним также можно прибавить такие схожие термины, как «нейрональная активность» (4), «нейрональный субстрат» (2), «нейрональная популяция» (2), «нейрональный механизм» (1). Таким образом, словоформа с корнем «нейро-» встречается 33 раза, если к приведенным терминам добавить также термин «нейрон» (3). На втором месте по частотности стоит термин «свойства» (13). Затем идут термины-антонимы «дифференциация» (14; со словоформами и синонимом «сложность») и «интеграция» (11; со словоформами), термины «мозг» (6; со словоформами) и «сознание» (6; со словоформами), «таламокортикальная система» (5) и «кора» (5; со словоформами), термин «динамическое  ядро» (3).
Таким образом, семантические связи и порядок их усиления в семантическом поле термина «сознательный опыт» в целом соответствуют таковым у термина «сознание». Это подкрепляет сделанный выше вывод о синонимичном использовании данных двух терминов у Дж. Эдельмана и Дж. Тонони. Более высокая частотность семантических связей термина «сознательный опыт» с другими терминами по сравнению с термином «сознание» объясняется более частым использованием первого авторами статьи.
Единственное расхождение между терминами «сознание» и «сознательный опыт» состоит в том, что термин «динамическое ядро» стоит на втором месте по частотности в семантическом поле термина «сознание» и на одном из последних мест в семантическом поле термина «сознательный опыт». Как это можно объяснить?
Как мы уже знаем, гипотеза «динамического ядра» является центральной в статье Дж. Эдельмана и Дж. Тонони. Поэтому приведем полностью то место статьи, где формулируются самые существенные положения этой гипотезы.
«Эти данные предполагают, что изменения в активности только конкретных  распределенных подгрупп нейрональных групп, которые активируются и деактивируются в ответ на данную задачу, имеют отношение к сознательному опыту. Какими отличительными характеристиками обладают эти подгруппы нейрональных групп и по каким параметрам их можно выявить? Мы предлагаем следующее:
1) Группа нейронов имеет непосредственное отношение к сознательному опыту, только если она является частью распределенного функционального кластера, который достигает высокой степени интеграции в течение сотен миллисекунд.
2) Для поддержания сознательного опыта существенно, чтобы этот функциональный кластер обладал высокой степенью дифференцированности, которая выражается высоким значением сложности.
Мы предлагаем назвать «динамическим ядром» большой кластер нейрональных групп, которые совместно создают в течение нескольких сот миллисекунд единый нейрональный процесс высокой степени сложности, с тем, чтобы подчеркнуть как его интегрированность, так и его постоянно меняющуюся картину активности. Динамическое ядро является функциональным кластером: участвующие в нем нейрональные группы намного больше взаимодействуют между собой, чем с остальным мозгом. Динамическое ядро должно также обладать высокой степенью сложности: его глобальные сценарии активности должны избираться менее чем за секунду из очень большого репертуара.
Динамическое ядро чаще всего должно включать в себя относящиеся к перцептивной классификации задние кортикоталамические области, которые взаимодействуют по типу вход/выход с передними областями, относящимися к формированию понятий, насущно-актуальной памяти и планированию, однако оно не может ограничиться таламокортикальной системой. Термином «динамическое ядро» намеренно не обозначается уникальный, неизменный ряд областей мозга (будь это лобная, экстрастриарная или стриарная кора) и такое ядро может менять свой состав с течением времени. Наша гипотеза подчеркивает скорее роль функционального взаимодействия между распределенными группами нейронов, чем их локальные свойства, поэтому одна и та же группа нейронов может иногда быть частью динамического ядра и являться субстратом сознательного опыта, а иногда она может и не быть его частью и потому включаться в неосознаваемые процессы. Более того, так как участие в динамическом ядре скорее зависит от быстро меняющихся функциональных связей между группами нейронов, чем от анатомической близости, то состав такого ядра может выходить за рамки традиционных анатомических представлений. Наконец, как можно предположить на основании томографических исследований, точный состав такого ядра, относящийся к конкретным состояниям сознания, может значительно варьироваться у разных индивидов.
Гипотеза динамического ядра избегает ошибочного понятийного предположения, что определенные локальные, внутренние свойства нейронов имеют – неким магическим образом – особую корреляцию с сознанием. Напротив, данная гипотеза объясняет фундаментальные свойства сознательного опыта, увязывая их с глобальными свойствами определенных нейрональных процессов. Мы видели, что сознательный опыт – это  процесс, который интегрирован и индивидуален, очень сильно дифференцирован и развивается в течение сотен миллисекунд. Динамическое ядро – это процесс, так как оно характеризуется варьирующимися во времени нейрональными взаимодействиями, а не вещь или место. Оно интегрировано и индивидуально, так как его интегрированность должна быть высока, в то же время как его обмен информацией с тем, что его окружает, должен быть низким, создавая таким образом функциональный барьер между тем, что является его частью, и тем, что не является. Требование высокой сложности означает, что динамическое ядро должно быть высокодифференцированным: оно должно быть способным избирать – на основе своих внутренних взаимодействий – в большем репертуаре различных паттернов активности. Наконец, выбор одного из интегрированных состояний должен достигаться в течение сотен миллисекунд, отражая таким образом временные свойства сознательного опыта» Р. 1849–1850.
В приведенном отрывке мы опускаем только ссылки на литературу.
Контент-анализ термина «динамическое ядро» показывает, что он имеет следующие семантические связи у Дж. Эдельмана и Дж. Тонони. Самая высокая частотность у составного термина «нейрональные группы» (8; со словоформами). Если к нему прибавить такие схожие термины, как «нейрональные процессы» (2), «нейрональная активность» (2), «нейрональный субстрат» (2), «нейрональные взаимодействия» (1), а также термин «нейрон» (1), то получим, что словоформа с корнем «нейро-» встречается 16 раз. На втором месте по частотности стоит термин «сознание» (6; со словоформами). Затем идут термины-антонимы «сложность» (6; со словоформами, не включая термин «дифференциация») и «интеграция» (5; со словоформами) и далее – термины «гипотеза» (5) и «мозг» (5; со словоформами), «сознательный опыт» (3) и «кластер» (3), «свойства» (2).
Таким образом, основные значения термина «сознательный опыт» («группа нейронов» и близкие к нему, «дифференциация (сложность)» и «интеграция», «сознание») в высокой степени совпадают с основными значениями термина «динамическое ядро», хотя и с определенными расхождениями в частотности. Поэтому единственное расхождение в частотности между терминами «сознание» и «сознательный опыт», как раз касающееся термина «динамическое ядро», не может считаться значимым. Дополняя контент-анализ логико-семантическим анализом, можно сделать еще более существенный вывод. Из сопоставления некоторых уже приведенных выше выражений можно заключить, что термины «сознательный опыт» и «динамическое ядро» используются у Дж. Эдельмана и Дж. Тонони с большой долей синонимичности:
«сознательный опыт – это процесс, который интегрирован и индивидуален… дифференцирован и развивается в течение сотен миллисекунд»;
«динамическое ядро – это процесс… оно интегрировано и индивидуально...  должно быть высокодифференцированным… выбор одного из интегрированных состояний должен достигаться в течение сотен миллисекунд»;
«быть частью динамического ядра и быть субстратом сознательного опыта»;
Тот факт, что в формулировке «гипотезы динамического ядра» термин «сознательный опыт» играет решающую роль, не вызывает сомнений. Сама по себе логико-семантическая близость терминов «динамическое ядро» и «сознательный опыт» мало бы что значила, если бы за ней не скрывался логический скачок от нейрофизиологических структур к сознанию. Все дело в том, что пока остаются неизвестными законы, отражающие происхождение, структуру и функционирование процессов перехода от нейрофизиологических структур к сознанию, конструкции вроде термина «сознательный опыт» могут только вводить в заблуждение.
Где именно совершается логический скачок у Дж. Эдельмана и Дж. Тонони? Постоянно по ходу статьи в следующих словосочетаниях, в которых мы выделили места перехода/скачка курсивом: «гипотеза динамического ядра – о свойствах нейронального субстрата сознания (the dynamic core hypothesis – about the properties of the neural substrate of consciousness)» Р. 1847; «динамическое ядро, являющееся субстратом сознания (the dynamic core underlying consciousness)» Р. 1851; «группа нейронов/нейрональная активность вносит вклад в сознание/сознательный опыт (group of neurons/neural activity contributes to consciousness/conscious experience – это выражение c указанными вариациями встречается шесть раз) Р. 1846, 1849; «нейрональные процессы/нейрональный механизм/группа нейронов являющиеся субстратом сознательного опыта (neural processes/neural mechanism/group of neurons (that) underlying conscious experience – 6)» Р. 1847–1850; «нейрональные процессы/нейрональная активность/нейрональные группы связанные с сознанием/сознательным опытом» (neural processes/neural activity/neural groups associated with conscious experience – 3) Р. 1846, 1849, 1851; «виды нейрональных процессов, которые могут отвечать за ключевые/соответствующие свойства сознательного опыта (kinds of neural processes (that) can/might account for key/corresponding properties of conscious experience – 3)» Р. 1847–1848; «нейрональные процессы являющиеся субстратом сознательно контролируемого/автоматического поведения (neural process underlying consciously controlled/automatic behaviors)» Р. 1850.
Как мы видели выше, контент-анализ показал, что термин «свойства» имеет высокую частотность в семантических связях терминов «сознательный опыт» и «сознание». Высокую частотность в семантических связях термина «сознательный опыт» имеют также термины «субстрат» (underlie – 6) и «вносить вклад в» (contributes to – 5).  Логико-семантический анализ показывает, что это не случайная частотность, а смысловая. Такие термины, как «свойства (properties)», «субстрат (substrate/underlie)», «вносить вклад в (contributes to)», «быть связанным с» (associated with), «отвечать за» (account for), используются Дж. Эдельманом и Дж. Тонони для логического перехода от нейрофизиологических структур к сознанию в выстраиваемых этими учеными значениях термина «сознательный опыт». Но все эти термины не более чем метафоры некоего процесса, о котором мы еще ничего не знаем. Cами по себе они никак не раскрывают самого основного в проблеме локализации – законов перехода между сознанием и нейрофизиологическими структурами. Более того, данные метафоры могут оказаться весьма далекими от действительных свойств процесса перехода от нейрофизиологии к сознанию и обратно.
Таким образом, термин «сознательный опыт» используется синонимично с термином «сознание» и очень близко по семантическим связям с термином «динамическое ядро». Вкладывая в термин «сознательный опыт» два противоречащих друг другу значения, Дж. Эдельман и Дж. Тонони совершают трудно различимый переход от нейрофизиологических структур к сознанию. В результате такого логического построения статьи, сознание человека редуцируется до своего собственного нейрофизиологического субстрата. Отметим, что выявить данные трудности в осмыслении онтологических явлений можно было только с помощью логико-семантического анализа в сочетании с контент-анализом.
Получается, что вся статья и гипотеза «динамического ядра» Дж. Эдельмана и Дж. Тонони направлены на то, чтобы в высокой степени (не окончательно) отождествить сознание и нейрофизиологические процессы, хотя авторы и высказывают ряд положений, уводящих в сторону от такого понимания их работы. Для понятийного отождествления используется термин «сознательный опыт» и его семантические связи, выстраиваемые Дж. Эдельманом и Дж. Тонони. Однако законы, отражающие происхождение, структуру и функционирование процессов перехода от нейрофизиологических структур к сознанию, остаются не выясненными.

***

Мы полагаем, что с положительной стороны, эвристический конструкт «динамическое ядро» Дж. Эдельмана и Дж. Тонони раскрывает важные законы функционирования системного уровня сознания по Л.С. Выготскому на основе данных, которые еще не могли быть получены в его время. Хотя сами ученые придерживаются мнения, что динамическое ядро относится исключительно к сознательному опыту, такое жесткое противопоставление не кажется оправданным (см. выше то место в цитате, где утверждается, что «бессознательные процессы» не входят в динамическое ядро). Чтобы подтвердить высказанное нами положение, рассмотрим термин «таламокортикальная система» в работе Дж. Эдельмана и Дж. Тонони. Данные, анализируемые учеными по таламокортикальной системе, также важны для понимания самых последних направлений развития нейронауки.
Хотя авторы статьи и указывают на то, что эта система не обязательно должна входить в динамическое ядро, весьма существенно, что они пришли к формулировке своей гипотезы после долгих лет исследований именно этих нейрофизиологических структур: «Распределенная нейрональная активность, особенно в таламокортикальной системе, почти наверняка существенна для формирования содержания сознательного опыта. Мы предположили ранее, что ключевым нейрональным механизмом, поддерживающим сознательный опыт, является вход/выход (reentrant) взаимодействие между задними таламокортикальными областями, вовлеченными в перцептивную категоризацию, и передними областями, имеющими отношение к памяти, оцениванию, планированию действий» Р. 1847.
Приведем все случаи употребления термина «таламокортикальная система» по порядку следования статьи, попутно делая некоторые комментарии.
«Активация и деактивация распределенной нейрональной популяции в таламокортикальной системе является достаточным условием для сознательного опыта только в том случае, если активность вовлеченных нейрональных групп интегрируется быстро и эффективно» Р. 1847.
«Другие исследования показывают, что различного рода когнитивные задачи сопровождаются возникновением краткосрочных временных связей (correlations) между распределенной популяцией нейронов в таламокортикальной системе» Р. 1847–1848.
«Схожим образом, в течение медленно-волнового сна нейроны в таламокортикальной системе не только активны, но и весьма интерактивны, так как они  разряжаются одновременно и через равные промежутки времени, как бы пульсируя» Р. 1848.
«Механизмы быстрого образования функциональных кластеров (имеется в виду образование кластера в течение миллисекунд – И.П.) среди распределенной популяции нейронов в таламокортикальной системе исследовались с помощью крупномасштабного моделирования. Исследования показали, что возникновение высокочастотных синхронных сигналов в таламокортикальной системе критически зависит от динамики кортикоталамических и кортикокортикальных вход/выход циклов и открытия вольтовых каналов (voltage-dependent channels) в горизонтальных кортикокортикальных переходах» Р. 1848.
Уже в приведенных цитатах видно, что говоря о таламокортикальной системе, авторы статьи каждый раз имеют в виду определенные «группы/популяции нейронов», сложным образом распределенные (локализованные) в головном мозге и производящие тесное взаимодействие между собой. Необходимо отметить, что используя современные методы исследования нейробиологии, все еще очень сложно установить, какого именно рода нейроны взаимодействуют и где точно они расположены. Активность нейронов с разрешением до миллисекунд регистрируется по таким косвенным данным, как суммарная электромагнитная активность головного мозга (ЭЭГ, МЭГ), а точная локализация проявляющих эту активность нейронов по содержанию воды в тканях головного мозга (МРТ) и содержанию кислорода в крови головного мозга (fМРТ) с намного меньшим временным разрешением. Например, в случае с электроэнцефалографическим исследованием точно неизвестно электромагнитную активность какого рода нейронов мы регистрируем, но есть предположение, что в основном так называемых «тормозных», составляющих только часть от прочих нейронов головного мозга. Таким образом, доступные методы исследования все еще значительно ограничивают наши знания о взаимодействии нейронов и тем более «нейрональных групп».
магнитоэнцефалографическое исследованиеНа приводимой картинке можно понять, что собственно видит ученный исследуя активность нейронов головного мозга с помощью магнитоэнцефалографического метода; именно эта картинка иллюстрирует в статье одно из ключевых исследований  Дж. Эдельмана и Дж. Тонони. Хорошо видны взаимодействия различных областей коры головного мозга у двух различных испытуемых, показанные зелеными точками и синими линиями между ними. Данная картинка наглядно демонстрирует степень приближенности магнитоэнцефалографического исследования к реальным явлениям.

Далее по ходу статьи Дж. Эдельман и Дж. Тонони используют термин «таламокортикальная система» следующим образом:
«1) Классические травматические и экспериментальные исследования дают основания предполагать, что многие структуры вне таламокортикальной системы напрямую не связаны с сознательным опытом. Многие области даже в самой таламокортикальной системе могут быть повреждены или стимулируемы, но на сознательный опыт это непосредственно не воздействует» Р. 1849.
«2) Нейрофизиологические исследования свидетельствуют о возможности отсутствия связи между сознательным опытом и текущей нейрональной активностью в некоторых отделах таламокортикальной системы» Р. 1849.
Нейрофизиологические факты, приводимые в пункте один и два самими Дж. Эдельманом и Дж. Тонони, непреложно свидетельствуют в поддержку нашей точки зрения. В указанных цитатах также ясно проявляется та семантическая связь между терминами «таламокортикальная система» и «сознательный опыт», которая подтверждает сделанный ранее вывод о том, что термин «сознательный опыт» используется для перехода от нейрофизиологических структур к сознанию в теоретических построениях ученых.
«5) Хотя простая анатомическая картина связей мозга может наводить на мысль, что все может взаимодействовать со всем остальным (на достаточно длительном временном промежутке), моделирующие исследования показывают, что только определенные взаимодействия в таламокортикальной системе являются достаточно быстрыми и сильными, чтобы это приводило к формированию большого функционального кластера в течение нескольких сот миллисекунд» Р. 1849.
«Организация анатомических связей одних областей мозга (таких, как таламокортикальная система) намного более эффективна для образования скоординированных динамических состояний, чем других областей (таких, как мозжечок или базальные ганглии)» Р. 1851.
«Ранее мы предположили, что распределенный и интегрированный процесс под названием глобальное картирование, включающий как части таламокортикальной системы, так и аналогичные каналы через такие кортикальные подструктуры, как базальные ганглии, гиппокамп и мозжечок, – обеспечивает единство в ряду поведенческих актов» Р. 1851.
 
***

Наша точка зрения заключается в том, что Дж. Эдельман и Дж. Тонони описывают с помощью эвристического конструкта «динамическое ядро» неосознаваемые, системные (по Л.С. Выготскому) уровни сознания. Где можно увидеть этому противоречие? Приведем дополнительные цитаты, в которых ученые настаивают вроде бы на противоположной точке зрения: неосознаваемые процессы не входят в то, что они называют «сознательным опытом».
«3) Активность нейронов, обрабатывающих быстро меняющееся мельчайшие детали сенсорного входа или моторного выхода, по-видимому, не имеют отношение к сознательному опыту. Последний имеет дело с инвариантными свойствами объектов, которые высокоинформативны, а также более стабильны и ими легче управлять» Р. 1849.
 Отметим, что такое понимание работы верхних уровней сознания и высших психических функций напрямую отсылает к работам таких классиков психологии, как Н.А. Бернштейн (1990) и Дж. Гибсон (1988). Независимо друг от друга в работах этих ученых на материале построения движения в первом случае и зрительного восприятия во втором было сформулировано понятие об инварианте, соответствующее тому, которое используют в данном случае Дж. Эдельман и Дж. Тонони. Но противоречит ли это той точке зрения, которую высказали мы? Приведя несколько конкретных примеров в пункте три, которые мы опускаем, авторы статьи пишут:
«4) Многие нейрональные процессы, которые обеспечивают высокоавтоматические шаблоны, позволяющие быстро и без усилий говорить, слушать, читать, писать и т. д., по-видимому, не вносят непосредственного вклада в сознательный опыт, хотя они существенны для формирования его содержания» Р. 1849.
В данной цитате видно, что Дж. Эдельман и Дж. Тонони выделяют термин «содержание» сознательного опыта в отдельную категорию. Всего термин «содержание» встречается в статье три раза и все три раза в одном предложении с термином «сознательный опыт». Два из этих предложения мы уже привели, приведем третье: «Интеграция – это свойство любого сознательного опыта независимо от его содержания: каждое сознательное состояние состоит из одной единственной «сцены», которую нельзя разложить на независимые составляющие» Р. 1846. Как мы показали выше, термины «сознательный опыт» и «сознание» используются у Дж. Эдельмана и Дж. Тонони синонимично. Поэтому говоря о «содержании» сознательного опыта, ученые говорят и о «содержании» сознания.
Но может ли быть определена форма сознания по отношению к содержанию сознания как нейрональные структуры по отношению к сознанию? Хотя сами авторы нигде эксплицитно не используют данное противопоставление формы и содержания, оно имплицитно присутствует в их теоретических построениях. Если, следуя Л.С. Выготскому, говорить о том, что смысловой и системный уровни сознания являются элементами единого целого, то метафора формы и содержания к описанию сознания неприменима. Получается, что Дж. Эдельман и Дж. Тонони описывают неосознаваемые, системные процессы сознания, но при этом пытаются связать их с осознаваемыми системными процессами сознания, в частности с помощью метафоры формы и содержания, что и приводит к методологической и теоретической путанице. Отказ от этой метафоры разрешает еще одно противоречие, созданное Дж. Эдельманом и Дж. Тонони при выстраивании семантических связей термина «сознательный опыт».
Таким образом, изначально пространственная метафора формы и содержания не подходит для описания процессов сознания. Более удобной представляется метафора (опять-таки пространственная) иерархических уровней: процессы, протекающие на более «низких» уровнях, обеспечивают функционирование процессов, протекающих на более «высоких» уровнях. Не следует забывать, что сознание функционирует как единое целое и данные уровни выделяются в гносеологических целях познания самими исследователями. До некоторой степени смягчить скованность и расчлененность нашего познания пространственными терминами при описании процессов сознания позволяет понятие о бессознательном. Процессы сознания, лежащие на более «низких» уровнях, являются менее осознаваемыми, а процессы – на более «высоких» уровнях являются более осознаваемыми, но все эти процессы являются лишь частью единого процесса сознания.
Дж. Эдельманом и Дж. Тонони также предлагается математическая метафора интегрированности и дифференцированности сознания, которая позволяет объяснить целый ряд эмпирически наблюдаемых явлений, как-то связанных (точного знания здесь все еще нет) с деятельностью сознания. Данную метафору Дж. Эдельман и Дж. Тонони подкрепляют математическим аппаратом, пытаясь довести ее таким образом до научного инструмента. Однако необходимо отметить, что в основе математического аппарата, используемого учеными, лежит статистический анализ и, в частности, кластерный анализ. Вполне может оказаться, что статистическая модель не подходит для описания системного уровня сознания и что для этой цели необходимо разрабатывать специализированный математический аппарат.
Но главный вопрос состоит в том, можно ли методологически идти тем путем от нейрофизиологических структур к человеческому сознанию, которым идут Дж. Эдельман и Дж. Тонони при построении своих обобщений? Мы полагаем, что нельзя, потому что потеряно важнейшее звено этого перехода в обратном направлении – от сознания к нейрофизиологическим структурам. Исходя из культурно-исторической теории Л.С. Выготского можно было бы сказать, что при таком подходе, который используют Дж. Эдельман и Дж. Тонони, не учитывается влияние значения слова на построение сознания и сознательного опыта.
В качестве решения методологической проблемы исследования сознания человека, Л.С. Выготским была предложена единица анализа сознания – «смысловое переживание», в неразрывном единстве соединяющая нейрофизиологические структуры и значение слова, аффект и интеллект (1984а, С. 377, 380; 2001, С. 231–232). В самых своих последних работах по патопсихологии Л.С. Выготский также предлагает единицу анализа «динамическая смысловая система» (1935а; 1981 и др.; см. также: Пономарев, 2009б), выражающую в концентрированном виде сущность его учения о смысловом и системном строении сознания и даже теории высших психических/психологических функций сознания: «Во всем том, что составляет одно из самых центральных положений нашей теории – в высших психологических функциях – заключено целиком единство динамических смысловых систем» (Выготский, 1935а, С. 29).  Отметим, что учение о смысловом и системном строении сознания А.Р. Лурия считал «центральным местом в психологической теории Л.С. Выготского» (Лурия, 1974, С. 66; ср.: Там же, С. 63, 21–23, 99–104).
Мы предлагаем рассматривать конструкт «динамическое ядро» Дж. Эдельмана и Дж. Тонони как элемент смыслового переживания, относящийся к системному уровню сознания или системному уровню динамической смысловой системы. Тогда можно было бы сказать, что смысловое переживание соединяет в себе в качестве элементов динамическое ядро по Дж. Эдельману и Дж. Тонони и значение слова по Л.С. Выготскому.
***

Dawson K.A. Temporal organization of the brain: Neurocognitive mechanisms and clinical implications // Brain and Cognition, 2004. Vol. 54. Р. 75–94.

Одной из попыток развить некоторые идеи Дж. Эдельмана и Дж. Тонони является статья канадского ученого Кима Доусона «Временная организация мозга: нейрокогнитивные механизмы и клинические рекомендации», опубликованная в журнале «Мозг и мышление» в 2004 г. Как мы увидим, К. Доусон использует некоторые термины Дж. Эдельмана и Дж. Тонони, рассмотренные нами выше, однако с некоторыми существенными отличиями. Теоретически статья К. Доусона опирается на популярный ныне на Западе так называемый когнитивный подход в его нейронаучной модификации: «интегральный когнитивный нейронаучный подход к изучению информационно-временных процессов» С. 75. В ней рассматриваются данные по широкому спектру нейропсихологических расстройств и посттравматических состояний по проблеме «временной организации» человеческого сознания и анализируются главным образом те исследования в области нейронаук, которые дают фактические свидетельства по данному явлению.
Контент-анализ термина «сознание» показывает, что он имеет следующие семантические связи у К. Доусона. Самая высокая частотность у термина «временной (temporal)» (22). На втором месте по частотности стоит термин «время (time)» (13), затем идут термины «нейроэндокринный» (9) и «мелатонин» (9); «процесс» (8), «являться субстратом (underlie)» (8; со словоформами) и «временное сознание» (8; прилагательное temporal из данного составного термина включалась выше в частотность термина «временной»);  «система» (7), «нейро-» (7) и «шишковидная» (7; имеется в виду шишковидная железа, но такая полная форма написания встречается всего четыре раза); «временная организация» (6) и «мозг» (6; со словоформами); «механизм» (5) и «внимание» (5; со словоформами).
Налицо существенные расхождения в семантических связях термина «сознания» у К. Доусона по сравнению с тем же термином у Дж. Эдельмана и Дж. Тонони. Тем важнее подчеркнуть сходство: это такие термины, как «являться субстратом», «процесс», «нейрональный», «мозг» и «система». Что касается расхождений, то они объясняются тем, какой аспект ученые ставят на первое место при рассмотрении сознания. У К. Доусона это только одна сторона проблемы сознания – проблема его «временной организации»: «Таким образом, целью данной статьи является проанализировать широкий спектр данных, свидетельствующих о механизмах, которые могли бы выступать в качестве субстрата того, что я называю временное мышление или “временное сознание”». С. 75. Из этой цитаты также видно, что К. Доусон использует термины «временное мышление (cognition)» и «временное сознание» синонимично. Таким образом, в термин «сознание» в нейронауке могут вкладываться существенно различные значения в рамках разных исследований.
В статье К. Доусона делается попытка увязать проблему «временной организации» с более общей «проблемой связующего звена» (binding problem) сознания. Вот как описывает К. Доусон сущность этой проблемы: «Классическая формулировка проблемы связующего звена выглядит так: как могут нейрональные процессы объяснить единство восприятия действительности, в то время как в каждую конкретную секунду имеется почти бесконечное число возможных объектов сознания?» С. 81.
Уже в постановке этого вопроса присутствует проблема локализации, так как нейрональные процессы объяснить «единство восприятия действительности» в человеческом сознании не могут (см. наш предыдущий обзор на тему «Понимание депрессии»). Более того, проблема связующего звена сознания при такой постановке вопроса сводится к проблеме «единства восприятия действительности». Определенные подходы для решения последней были предложены впервые физиологами, например, принцип доминанты А.А. Ухтомского (Ухтомский, 2002) и принцип воронки Ч.С. Шеррингтона (см. достаточно удачное его описание: Выготский, 1998, С. 381–319; а применительно к значению слова: Дьяконов, 2004, С. 37–38). Позднее в работах отечественного ученого Н.А. Бернштейна (1990) и западного – Дж. Гибсона (1988) был выдвинут ряд теоретических положений углубляющих наше понимание сущности проблемы единства восприятия действительности.
Наконец, разрабатывая педологию, Л.С. Выготский сформулировал понятие о смысловом восприятии, систематизирующее существенные закономерности единства человеческого восприятия благодаря выявлению роли значения слова для его функционирования. Приведем основные значения, раскрывающие смысл этого понятия.
Л.С. Выготский использует термин «смыслового» или «обобщенного» восприятия для анализа вербально-перцептивного единства  и опосредствования перцептивных процессов: «смысловое восприятие есть обобщенное восприятие» (Выготский, 1984а, С. 359). Он разъясняет его на примере больных агнозией, которые могут выделить отдельные части предмета: «белое, холодное, скользкое, круглое, но не знают, что это часы» (Выготский, 1984а, С. 358). У таких больных  происходит распад единого акта сознания, в котором «и то, что я вижу, и то, что это есть часы, находится в одном акте сознания» (Выготский, 1984а, С. 378). Именно это единство восприятия и обобщения «приводит к тому, что вещи начинают видеться не только в их ситуационном отношении друг к другу, но и в обобщении, лежащем за словом» (Выготский, 1984а, С. 360).
Л.С. Выготский разъясняет это на еще одном примере: «Когда я говорю: это вещь есть часы, а потом вижу на башне еще какие-либо часы, которые на первые абсолютно не похожи, и называют их тоже часами, – это значит, что я воспринимаю данную вещь как представителя определенного класса вещей, т. е. я их обобщаю» (Выготский, 1984а, С. 378). Таким образом, смысловое, обобщенное («категориальное» – Выготский,  1956, С. 492) восприятие представляет собой единство «видимой структуры» (зрительного поля) и «мыслимой структуры» (смыслового поля) в «одном акте сознания» (Выготский, 1984а, С. 359, 378).
Вернемся к проблеме «связующего звена». Вот как увязывает ее К. Доусон с проблемой временной перспективы: «Если к проблеме связующего звена добавить время как организующий параметр, то возникает более интригующий вопрос: как время соотносится с причинно-следственными связями, укорененными в интегративном связывании разнообразных сенсорных элементов человеческого опыта?» С. 81. Какой же подход к решению проблемы связующего звена предлагает К. Доусон? В заключении своей статьи он выдвигает гипотезу, что рассмотренные им фактические свидетельства позволяют сделать следующий вывод: «Подводя итог нашей статьи, можно выразить надежду, что время является связующим звеном при организации сознательного опыта» С. 89. Чуть ранее К. Доусон прямо указывает, что это и было целью его теоретических построений: «Таким образом, главная цель данной статьи была показать, что время является – через свои физиологические проявления – объединяющим и связывающим элементом для разнообразия сознательного опыта» С. 88.
Таким образом, К. Доусон полагает, что «время» может служить «принципом организации» сознания С. 81. Но что есть «время», чтобы можно было приписать ему системообразующую функцию сознания? Чтобы понять, какую роль играет термин «время» в теоретических построениях автора, необходимо указать, о каких его «физиологических проявлениях» говорилось в приведенной выше цитате. Рассмотрев достаточно широкий спектр нейрофизиологических и патонейропсихологических исследований, К. Доусон приходит к следующему выводу: «Для того чтобы события объединялись в единый «поток», который обычно приписывается сознанию, должны существовать такие структуры мозга, которые создают внутреннюю модель внешнего мира в отношении времени. Действительно, такими структурами являются гиппокамп, миндалина, гипоталамус, активирующая ретикулярная формация и эпиталамус (обычно называемый «шишковидной железой»)» С. 83.
И опять мы приходим к нерешенности проблемы локализации. Допустим, что явление обозначаемое автором термином «время», можно рассматривать как высшую психическую функцию. Но тогда, как мы помним, согласно концепции локализации высших психических функций Л.С. Выготского, ее нельзя привязывать ни к конкретному отделу мозга, ни ко всему мозгу, как целому. Напротив, высшая психическая функция имеет динамический и хроногенный принцип локализации и при решении конкретных жизненных задач может наблюдаться совершенно различная мозаика (паттерн) активации различных участков как головного мозга, так и всей центральной нервной системы, –  активации так или иначе затрагивающей и прочие физиологические системы организма человека. Таким образом, даже если «время» и могло бы быть кандидатом на роль «организующего принципа» сознания, то его никак нельзя было бы сводить к взаимодействию нейрофизиологических структур.
Как мы видели, автор статьи включает в кандидаты, «которые создают внутреннюю модель внешнего мира в отношении времени», несколько нейрофизиологических структур. Поскольку при обобщении данных по каждой из этих структур автор использует один и тот же теоретический ход, постольку мы приведем пример обобщающего вывода только по одной из них, которой к тому же ученый придает центральное значение. Встраивая нейрофизиологические данные о роли шишковидной железы (она же эпифиз или эпиталамус) в свою теоретическую схему, К. Доусон приходит к следующему выводу: «Обобщая приведенные свидетельства, можно предположить, что шишковидная железа выполняет определенную роль в интеграции разнообразия сенсорных сигналов в единство восприятия, проявляющегося как сознание» С. 80. Так как шишковидная железа производит гормон мелатонин, то автор статьи заключает, что «время – и его нейроэндокринный коррелят мелатонин – является связующим принципом в организации сознательного опыта» С. 75.
Нельзя согласиться, что в темпоральной организации человеческого сознания решающую роль может играть какая-либо отдельная подкорковая нейрофизиологическая структура. Согласно принципу онтогенетической передачи функций вверх (см. предыдущий обзор на тему «Понимание депрессии») следует ожидать, что специфически человеческое сознание так модифицирует функционирование подкорковых нейроструктур (в том числе и шишковидной железы), что они выполняют подчиненную, интегрированную функцию и поэтому не могут выступать сами в качестве интегрирующего звена. Однако данный принцип не противоречит, а, напротив, включает в себя тот факт, что конкретная нейрофизиологическая структура может выступать в качестве регулятора нескольких других нейрофизиологических структур, образуя таким образом нейрофизиологическую систему. Но все дело в том, что эта система в свою очередь подчинена кортикальным нейрофизиологическим структурам, а те – сознанию.
Как же в теоретической схеме К. Доусона происходит гносеологический переход от нейрофизиологических структур к сознанию?
Контент-анализ термина «время» показывает, что он имеет следующие семантические связи у К. Доусона. Самая высокая частотность у термина «временной (temporal)» (20). На втором месте по частотности стоят термины «сознание» (13) и «опыт» (13) и к этим терминам можно прибавить частотность термина «сознательный опыт» (4), которую мы посчитали отдельно. Затем идут термины «мозг» (12; со словоформами) и «нейро-» (12; сюда же можно прибавить частотность термина «нейроэндокринный» – 5); «часы» (8) и «когнитивный» (8; со словоформами); «система» (7), «внимание» (7; с глагольными словоформами) и «восприятие» (7; с глагольными словоформами); «временная организация» (6) и «среда (environment)» (6; со словоформами); «мелатонин» (5), «связывание (binding)» (5), «синхронизация» (5; со словоформами). Обращают на себя внимание следующие словосочетания: «нейрофизиологическая организация времени» С. 83 и «нейроэндокринная система отсчета времени» С. 83.
Логико-семантический анализ показывает, что среди указанных терминов наибольшую смысловую нагрузку несут термины «часы» и «временная организация». На последний термин, как на центральный для своих теоретических построений указывает и сам К. Доусон, С. 75, 85. Термин «временная организация» встречается в следующих словосочетаниях: «временная организация мозга» (5), «временная организация сознания» (4), «временная организация мышления (cognition)» (2), «временная организация организма» (2), «временная организация когнитивного статуса», «временная организация поведения», «временная организация активности и отдыха», а также «нейрональный механизм временной организации» и «нейроэндокринный механизм временной организации». Если учесть, что термины «сознание» и «мышление (cognition)» используются у К. Доусона синонимично, то самая высокая частотность будет у составных терминов «временная организация сознания» и «временная организация мозга». Какая же разница между этими двумя видами временной организации или они отождествляются у К. Доусона?
Прежде чем попытаться ответить на этот вопрос, проанализируем использование термина «часы». Последний встречается в следующих словосочетаниях: «внутренние часы» (4), «система внутренних часов» (3), «биологические часы», «система биологических часов», «внутренние биологические часы», «система внутренних биологических часов». По мнению автора, эти системы основаны на функционировании двух основных нейрофизиологических структур: «Таким образом, в дополнении к динамическим переходам между корой и таламусом, которые могут интегрировать разнообразие сознательного опыта (Edelman & Tononi, 2000), – интеграции разнообразия темпоральных систем, по-видимому, служит система внутренних биологических часов, в которой основную роль должны играть согласно имеющимся фактам супрахиазматические ядра гипоталамуса и шишковидная железа» С. 81. Итак, по-видимому, К. Доусон на основе нейрофизиологических данных отводит как раз шишковидной железе роль системного регулятора нескольких других нейрофизиологических структур, хотя он и не выражает эту мысль ясно и однозначно.
Не будем отрицать возможность существования «внутренних биологических часов» и выводов о возможной роли шишковидной железы в этом процессе, основанных на строго нейрофизиологических данных: «Обобщая данные свидетельства, можно предположить, что шишковидная железа является интегративной системой переброски, отвечающей за перевод нейроэлектрической информации о дневном свете в гормональные сигналы (Cassone & Natesan, 1997)» С. 79. Сомнения вызывает гносеологический скачок от нейрофизиологических структур (шишковидной железы и пр.) к нейропсихологическим процессам (система внутренних часов) и далее через концепцию времени как организующего принципа к сознанию.
И неслучайно сам автор в заключении своей статьи делит «систему внутренних часов» на два вида: «В соответствии с последними идеями, биологические часы являются составной частью системы хаотических аттракторов (chaotic attractors) (Glass & Mackey, 1988). Например, один вид часов отвечает за регуляцию биологических потребностей во сне, пище и размножении. Другие часы регулируют те нейронные переходы, которые совместно формируют воспоминания, сознание и временное восприятие на разных уровнях» С. 88. Как видим, К. Доусон опирается на определенную научную традицию, однако приводимый им далее для разъяснения пример с разделением на два вида «биологических часов» относится уже к его собственной теоретической схеме.
Возможно и существуют некие биологические часы, лишь отчасти подчиненные высшим психическим процессам (К. Доусон приводит этому достаточно много свидетельств), как это происходит, например, с пищеварительной или иммунной системой. Однако второй вид «внутренних часов», формирующих, по мнению автора, человеческое восприятие, память и сознание, вызывает намного большие сомнения и его нельзя обосновывать только нейрофизиологическими проявлениями.
Подведем итоги. В теоретических построениях К. Доусона при использовании им термина «время» и таких словосочетаний, как «временная организация» и «внутренние часы», происходит подмена понятий. Семантически рядополагаются такие явления, которые онтологически имеют совершенно различное происхождение, строение и законы функционирования: гормон мелатонин, шишковидная железа, нейрофизиологическая организация, временная организация, система внутренних часов, организующий принцип сознания. Тут уместно вспомнить о «допаминовой системе вознаграждения»: недостатки этого теоретического обобщения, также используемого в нейронауке, мы рассмотрели в прошлый раз (см. предыдущий обзор на тему «Понимание депрессии»). Логическое противоречие в теоретической схеме К. Доусона не снимается и тем, что связь между нейроэндокринными структурами, временем и сознанием рассматривается не как причинно-следственная, а как корреляционная: «время – и его нейроэндокринный коррелят мелатонин» С. 75, «нейрональные корреляты сознания» С. 75, 82. При указанном полисемантическом использовании термина «время» это теряет всякий смысл.
Таким образом, в теоретических обобщениях К. Доусона сознание редуцируется до интегративного восприятия, которое, в свою очередь, разлагается и редуцируется до подкорковых нейрофизиологических структур.

***

Но есть ли какая-либо альтернатива нейрофизиологическому решению проблемы временной организации сознания? Уже при рассмотрении «смыслового восприятия» мы постарались указать на основополагающую роль значения слова в человеческом сознании, без учета которой невозможно объяснить его самые существенные проявления. Однако, только связав значение слова с временной организацией сознания, мы получим наиболее полный с точки зрения культурно-исторической теории ответ на вопрос, поставленный К. Доусоном.
Как пишет Л.С. Выготский, значение слова и речь создают «функциональный барьер», дающий возможность отсрочки и осмысления собственного будущего действия во внутреннем плане. Но отсрочка и осмысление собственного будущего действия во внутреннем плане означают несовпадение внутреннего и внешнего времени. У любого животного течение внутреннего и внешнего времени всегда совпадают. Именно в результате отграничения внутреннего времени от внешнего возникает временная перспектива собственных действий или, как говорит Л.С. Выготский, «временное поле», в котором совмещаются как прошлые, так и будущие действия: «Создавая с помощью речи рядом с пространственным полем также и временное поле для действия, столь же обозримое и реальное, как и оптическая ситуация (хотя, может быть, и более смутное), говорящий ребенок получает возможность динамически направлять свое внимание, действуя в настоящем с точки зрения будущего поля и часто относясь к активно созданным в настоящей ситуации изменениям с точки зрения своих прошлых действий» (Выготский, 1984б, С. 47).
Привнесение в поведение временной перспективы назад (прошлые действия и их результаты) и временной перспективы вперед (будущие действия и их возможные результаты) означает расчленение и структурирование внешнего перцептивного поля  внутренним временным темпом: симультанная структура перцептивного поля, как говорит Л.С. Выготский, становится сукцессивной структурой внимания (Выготский, 1984б, С. 48). Сопоставление своих будущих действий со своими прошлыми позволяет по-иному отнестись к настоящей актуальной ситуации, служит преодолением ситуационной связанности. Таким образом, в процессе осмысления актуальной действительности совмещение в едином фокусе внимания трех элементов: временной перспективы назад, временной перспективы вперед и воспринимаемого настоящего – создают то, что принято обозначать термином «воображение». Подчеркнем, что это происходит прежде всего за счет развития речи и значения слова.
Ключевым для понимания развития высшей психической функции логической/смысловой памяти является то, что модель любой будущей ситуации «составляется из элементов прошлого и настоящего сенсорного поля» (Выготский, 1984б, С. 48). Развитие памяти идет не путем дальнейшего расширения и углубления ее натуральных свойств, как это происходит при развитии эйдетизма (см.: Выготский, Лурия 1991; Лурия, 1979). Нет, в процессе ее опосредствования значением слова идет перестройка самой функции памяти. Точнее, «в результате перестройки – на основе включения речи – всех основных связей между отдельными функциями» (Выготский, 1984б, С. 48) функция памяти занимает принципиально иную позицию в новой организации системы функций. Уже в дошкольном возрасте развивающаяся психическая функция смысловой памяти включается в процесс принятия решения, планирования будущего действия, самоконтроля. Дальнейшее развитие описанных психологических процессов ведет к появлению возможности строить модели различных вариантов своих будущих действий во внутреннем плане. Именно построение таких моделей позволяет нам предсказывать с определенной долей вероятности последствия наших действий и выбирать наиболее оптимальную для достижения желаемого результата тактику поведения.
Что касается временной организации сознания, то, по-видимому, сознание человека имеет свое собственное время, отличное от пространственно-временного континуума, частью которого оно является. Однако временная характеристика сознания – это следствие, а не причина его организации. Следствие, возникающее в онтогенезе на основе интериоризации слова и построения системы высших психических функций сознания или динамической смысловой системы.
Наконец, можно ли предложить какой-либо иной организующий принцип сознания вместо концепции «времени»?
Л.С. Выготским бы предложен динамический и хроногенный принцип организации высших психических функций сознания. Согласно этому принципу, на разных стадиях онтогенеза разные высшие психические функции выполняют роль системообразующего фактора в смысловом и системном строении сознания. До кризиса трех лет организующим принципом системы сознания выступает высшая психическая функция (далее – ВПФ) восприятия, до кризиса семи лет – ВПФ памяти, затем роль системообразующего фактора в системе сознания переходит к ВПФ мышления (Выготский, 2001; 1984а; 1934). Таким образом, теоретический подход к проблеме «связующего звена» сознания в культурно-исторической теории намечен вполне определенным образом.
Конечно, учение о смысловом и системном строении сознания требует очень многих разъяснений, в первую очередь касающихся того, что обозначается термином «высшие психические функции». Мы попытались начать работу в этом направлении в другом месте (Пономарев, 2009а; 2009б). Там же на основе некоторых теоретических построений Л.С. Выготского о личности и сознании мы затронули проблему соотношения всего жизненного пути личности и жизненных событий, происходящих с сознанием в каждый конкретный момент времени и перестраивающих личность каждый раз по-новому. В отношении этой проблемы нельзя также не упомянуть понятие о хронотопе, введенное А.А. Ухтомским, приближенное к психологическому пониманию В.П. Зинченко (Зинченко, Моргунов, 1994, С. 314–324) и используемое в качестве научного инструмента в работе В.Н. Романова (2003, С. 20–21; 174–175).
Таким образом, теоретические построения К. Доусона следует признать крайне неудачной попыткой развить идеи Дж. Эдельмана и его исследовательской группы. Потеряно самое существенное в их концепции: признание того факта, что сознание имеет динамическую локализацию и каждый раз по-новому организуется (видимо, как из схожих, так и из достаточно различных компонентов прошлого и текущего своего опыта) для решения каждой, принципиально иной, жизненной задачи. Наоборот, у К. Доусона делается попытка найти такие нейрофизиологические структуры, которые могут выступать в качестве организующего принципа сознания.
 
***

Таким образом, в рассмотренных работах остаются невыясненными важнейшие переходы между сознанием и нейрофизиологическими структурами. Главное состоит в том, что почти не учитывается воздействие слова на нейрофизиологические структуры при построении теоретических обобщений о сознании. Поэтому может возникать иллюзия, что Дж. Эдельман и другие ученые пишут не о нейрофизиологическом субстрате сознания, а о нем самом, т.е. о законах его функционирования и строения. С другой стороны, рассматривать нейрофизиологический субстрат сознания отдельно от высших процессов сознания – это значит разрывать целое и исследовать не свойство этого целого, а свойства его частей. Самое существенное, что показывают нейрофизиологические исследования, если их соединить с клиническими наблюдениями, заключается в том, что связь между нейрофизиологическими законами функционирования сознания и законами психологическими есть. Но едва ли стоит думать, что эта связь нам ясна и что мы близки к решению проблемы локализации.
Хотелось бы выразить опасение, что нейрофизиологические исследования такого типа, как рассмотренные здесь, не приведут к раскрытию тайны сознания. Скорее они дадут в руки определенного круга людей методики управления человеческим поведением.
Наконец, мы могли бы предложить следующее методологические решение для построения альтернативных нейропсихологических исследований сознания. Нейропсихологический анализ и синтез должен сроиться не только от нейрофизиологических структур и систем к сознанию, но и от сознания к нейрофизиологическим структурам и системам, а точнее, эти два направления исследований совершенно нельзя разрывать. Наиболее четко преимущества такого подхода проявляются в случае психических расстройств, связанных с посттравматическим состоянием. Нейрофизиологическим методам исследования (ЭЭГ, МЭГ, fМРТ, биохимического анализа и пр.) возможно изучение (пусть и сильно ограниченное) влияния психологической травмы и сильного стресса на кортикальные и субкортикальные изменения в головном мозге. Изучив социальную сущность травматического опыта (по необходимости в метафорических терминах в первом приближении) и произошедшие в результате получения данного вида опыта нейрофизиологические изменения головного мозга и организма в целом (эндокринной системы, сердечной системы и пр.), можно будет попытаться проследить в динамике обратное влияние нейрофизиологических изменений на психику и сознание. При таком подходе нейрофизиологические системы и система сознания становятся элементами динамического целого, элементами развертывающего во времени психологического процесса.
 
Список литературы:
  1. Cassone V.M., & Natesan, A. K. Time and time again: The phylogeny of melatonin as a transducer of biological time // Journal of Biological Rhythms, 1997. (Special Issue: Melatonin, Sleep, and Circadian Rhythms: Current Progress and Controversies), 12, 489–497.
  2. Edelman G.M., Tononi G. A universe of consciousness: How matter becomes imagination. N.Y., 2000.
  3. Glass L., Mackey M.C. From clocks to chaos: The rhythms of life. Princeton (NJ), 1988.
  4. Бернштейн Н.А. Физиология движений и активность. М., 1990.
  5. Выготский Л.С. Психика. Сознание. Бессознательное // Элементы общей психологии. Вып. 4. М., 1930 (1982). С. 48–61.
  6. Выготский Л.С. Мышление и речь. М., 1934.
  7. Выготский Л.С. Диагностика развития и педологическая клиника трудного детства. М.,1936 (1983).
  8. Выготский Л.С. Проблема умственной отсталости // Умственно отсталый ребенок. Психологические исследования. Вып. 1. Под ред. Л. С. Выготского и И.И. Данюшевского. М., 1935а.
  9. Выготский Л.С. Умственное развитие детей в процессе обучения. М.–Л., 1935б.
  10. Выготский Л.С. Нарушение понятий при шизофрении // Избранные психологические исследования. М., 1956.
  11. Выготский Л.С. Психология и учение о локализации психических функций // Собр. соч. в 6 т. Т.1. М., 1982.
  12. Выготский Л.С. Вопросы детской (возрастной) психологии // Собр. соч. в 6 т. Т.4. М., 1984а.
  13. Выготский Л.С. Орудие и знак в развитии ребенка // Собр. соч. в 6 т. Т.6. М., 1984б.
  14. Выготский Л.С. Психология искусства. Ростов н/Д., 1998.
  15. Выготский Л.С. Лекции по педологии. Ижевск, 2001.
  16. Выготский Л.С. Проблема развития и распада высших психических функций // Психология развития человека. М., 2004. С. 548–563.
  17. Гибсон Дж. Экологический подход к зрительному восприятию. М., 1988.
  18. Дьяконов И.М. Архаические мифы Востока и Запада. М., 2004.
  19. Зинченко В.П., Мамардашвили М.К. Проблема объективного метода в психологии // Вопросы  философии. 1977.  № 7.
  20. Зинченко В.П., Моргунов Е.Б. Человек развивающийся. Очерки российской психологии. М., 1994.
  21. Лурия А.Р. Маленькая книжка о большой памяти // Хрестоматия по общей психологии. Психология памяти / Под. Ю. Б. Гиппенрейтер, В. Я. Романов. М., 1979. С. 193-207.
  22. Лурия А.Р. Основы нейропсихологии. М., 2004.
  23. Пономарев И.В. Возрастная социализация в традиционном обществе. М., 2009а.
  24. Пономарев И.В. Этнокультурный аспект подросткового кризиса (опыт сравнительного исследования).  Дис. …кан. ист. наук. М., 2009б.
  25. Романов В.Н. Историческое развитие культуры. Психолого-типологический аспект. М., 2003.
 

Левина Роза ЕвгеньевнаЛевина Роза Евгеньевна
25.02.1908 - 1989
Педагог, психолог, занималась исследованиями нарушений речи, ученица Л.С. Выготского.