Кафедра ЮНЕСКО Культурно-историческая психология детства

Обзор составил: Пономарев И.В.

В предыдущем аналитическом обзоре «Подростковый суицид» была поднята ключевая для понимания этиологии подростковой суицидальности проблема – проблема возникновения депрессии. Однако мы не смогли перейти от анализа фенотипических описаний депрессии к его каузально-динамическому объяснению¹, так как не располагали соответствующими данными. В данном обзоре анализируются возможные варианты такого гносеологического перехода и предварительно оценивается общее состояние исследований по проблеме развития депрессии у подростков. Таким образом, данный обзор продолжает и логически вытекает из предыдущей работы.
Конечно, было бы невозможно охватить в одном обзоре все то множество исследований, которые проводятся сейчас за рубежом по указанной тематике. Эта задача предполагает планомерное решение и требует нескольких обзоров, которые ждут своей очереди. Сейчас мы сосредоточим внимание на одной обширной работе австралийских ученых из Мельбурнского университета, в которой на основе проработки большого свода научно-исследовательской литературы выдвигается ряд гипотез в рамках вполне определенного теоретического подхода. Как мы увидим, данный подход весьма близок методологии культурно-исторической теории (далее – КИТ) Л.С. Выготского.
В статье Кристофера Дэви, Мюрата Юсель и Николаса Аллена «Возникновение депрессии у подростков: развитие префронтальной коры и функционирование вознаграждения» (C.G. Davey, M. Yücel, N.B. Allen. The emergence of depression in adolescence: Development of the prefrontal cortex and the representation of reward // Neuroscience and Biobehavioral Reviews, 2008. № 32) обсуждается интересующая нас проблема возникновения депрессии. Как видно из названия статьи, основные эвристические термины, которые используются авторами, это «префронтальная кора» и «вознаграждение». Последний термин, в свою очередь, вводится авторами статьи в следующие две категории: «система вознаграждения (reward system)» и «система, производящая допамин (dopaminergic system)». Наряду с этим они также используют составной термин «система вознаграждения, производящая допамин (dopaminergic reward system)», или, по-другому, «допаминовая система вознаграждения». Указанные термины, как мы увидим, несут на себе основную теоретическую и эвристическую нагрузку в статье.
Необходимо отметить, что термин «система вознаграждения» достаточно распространен в западной науке и особенно нейропсихологии (neuroscience), которая, в свою очередь, подразделяется на когнитивную (cognitive neuroscience), аффективную (affective neuroscience) нейропсихологию и нейропсихологию развития (developmental neuroscience). Синтез данных всех этих дисциплин, а также и ряда других, по одной проблеме – является одной из осознанных теоретических посылок, на которые опираются авторы в разработке своей рабочей гипотезы: «Цель данной статьи состоит в том, чтобы выработать модель, которая объединяет данные эпидемиологии, возрастной антропологии, феноменологии, дескриптивной психопатологии, когнитивной и аффективной нейропсихологии и нейропсихологии развития, – для объяснения того, почему хроническая депрессия у взрослых часто возникает первый раз в подростковом возрасте и почему ранние приступы депрессии так часто следуют за неудачами в межличностном общении, которые угрожают либо репутации индивида, либо его социальному статусу» (С. 14). Преимущества такого теоретического подхода для постановки рабочей гипотезы при исследовании возрастного развития обосновал и реализовал в своих педологических исследованиях Л.С. Выготский (2001), чем в немалой степени объясняется наш выбор данной статьи для анализа.
В самом начале своей статьи К. Дэви и его коллеги критически оспаривают предложенные ранее объяснения увеличения случаев депрессии в подростковом возрасте по сравнению с первым школьным возрастом, согласно которым основную причину этого явления следует искать в диспропорции в развитии между лимбической системой и префронтальной корой, так как последняя отстает в своем развитии от первой в период с 12–13 до 24–25 лет (С. 2–3). На приводимом ниже рисунке из статьи К. Дэви и его коллег (С. 3) графически представлена идея диспропорции в развитии между лимбической системой и префронтальной корой. По оси абсцисс отложено нейрональное развитие, по оси ординат – возраст; красным графиком обозначено развитие лимбической системы, синим – префронтальной коры; серым закрашена область расхождения в развитии между этими двумя нейрофизиологическими структурами.

 
Основной аргумент К. Дэви и его коллег против идеи диспропорции в развитии, как ответственной за возможные причины увеличивающейся уязвимости к депрессии в подростковом возрасте по сравнению с первым школьным возрастом, состоит в следующем. После того как примерно к 24 годам префронтальная кора догоняет в своем развитии лимбическую систему, эмпирически не наблюдается никакого снижения в том, насколько часто возникает депрессия у взрослых по сравнению с подростками. А такого снижения следовало бы ожидать, если бы за увеличение случаев депрессии в подростковом возрасте действительно было бы ответственно расхождение в развитии между лимбической системой и префронтальной корой, исчезающее к 24 годам. Поэтому К. Дэви и его коллеги переносят каузально-динамическую нагрузку в объяснении учащения случаев депрессии в подростковом возрасте на саму префронтальную кору: «В ранее предложенных моделях выдвигалась идея, что отставание префронтальной коры в развитии от лимбических областей ответственно за повышенную уязвимость к депрессии в подростковом возрасте, наша модель предполагает, что за это ответственно не что иное как развитие самой префронтальной коры. Развитие префронтальной коры влечет за забой огромные преимущества, в частности, способность принимать решения в сложной социальной обстановке, учитывая последствия этих решений в будущем. Однако, как мы предполагаем, одним из последствий такой способности является увеличивающаяся уязвимость к депрессии в случае, если предвкушаемые в будущем вознаграждения не реализуются» (С. 14).
В культурно-исторической теории «проблема отношения структурных и функциональных единиц в деятельности мозга» человека обосновывалась как проблема локализации высших психических функций (далее – ВПФ) сознания (Выготский, 1982: 168–174; см. также: Выготский, 2004: 556–563). Эта проблема является частью более широкой психофизиологической проблемы, которая в западной науке обозначается также как проблема соотношения ума и тела (mind-body problem)². Если в прошлом нашем обзоре мы столкнулись со слабой привязкой психических процессов к нейрофизиологическим процессам, то на примере разбираемой статьи К. Дэви и его коллег можно констатировать противоположный теоретический уклон, непосредственно связанный с тем, как ученые подходят к решению проблемы локализации.
С точки зрения проблемы локализации, необходимо поставить следующие вопросы по отношению к только что рассмотренным объяснительным моделям. Можно ли сопоставлять между собой развитие лимбической системы и префронтальной коры? По каким критериям можно проводить сопоставление подобных нейрофизиологических структур и как в них для этого выделять общее и различия? Не будем ли мы в случае такого сравнения сравнивать автомобили и морковь? Даже если указать такие критерии сопоставления, как, например, миелинизация, разве можно выделять две нейрофизиологические структуры головного мозга и строить на основании их взаимодействия гипотезы о состояниях сознания (в частности, депрессии)? Ведь даже на нейрофизиологическом уровне эти структуры выделены во многом условно, в основном в целях описательной классификации.
Культурно-историческая теория утверждает, что локализовать ВПФ сознания на нейрофизиологическом уровне напрямую нельзя: ни локально – в определенных структурах головного мозга и ЦНС, ни глобально – приписав эти высшие психические процессы всей ЦНС вместе взятой. Нельзя и соединять оба данных варианта локализации, создавая неразрешимое противоречие, ничего эвристически не объясняющее, а только запутывающее и без того трудную проблему (Выготский, 1982; 2004). Для понимания причин возникновения/усиления депрессии в подростковом возрасте совершенно необходимо изучение того, какие изменения претерпевает головной мозг и ЦНС в данном возрасте. Но нельзя объяснять состояния сознания (напр., депрессии), напрямую исходя из функционирования нейрофизиологического субстрата (напр., префронтальной коры и лимбической системы). Такое объяснение содержит в себе гносеологическую³ ошибку, состоящую в смешении нейрофизиологической классификации и классификации, выработанной для описания высших психических процессов.
При рассмотрении теоретических моделей своих предшественников К. Дэви и его коллеги не приходят к выводу о наличие в них гносеологического скачка от нейрофизиологического субстрата к ВПФ сознания. Поэтому когда они предлагают свою альтернативную версию (рабочую гипотезу) для объяснения подростковой депрессии, они идут тем же эвристическим путем. Их идея состоит в том, что причины увеличения случаев депрессии в подростковом возрасте лежат в интеграции допаминовой системы вознаграждения с префронтальной корой – интеграции, сопровождающейся существенными изменениями социальной среды: «Ключевыми изменениями, происходящими в подростковом возрасте, являются развитие префронтальной коры, усиление ее интеграции с допаминовой системой вознаграждения и глубокие социальные изменения, опосредующие переход от зависимости ребенка к независимости взрослого. Центральным положением нашей работы является то, что они тесно переплетены и что развитие в одной области не может происходить без развития в другой. Действительно, одной из ведущих причин развития префронтальной коры – и онто- и филогенетически – является увеличивающаяся сложность социальной среды (Dunbar, 2003)» (Davey et al., P. 14).
Нельзя не согласится, что контроль над лимбической системой, производством основных нейромедиаторов и т. д. передается с возрастом во все более фило- и онтогенетически поздние структуры головного мозга и, в частности, в префронтальную кору. Л.С. Выготский называл данную закономерность «законом перехода функций вверх» (1982: 173; см. также: 1984а; 2001) и эту его идею в отечественной психологии развивали, прежде всего, Бернштейн (1990) и Лурия (2004). Поэтому, кстати, нельзя разделять аффект и аффективную регуляцию на кортикальную и субкортикальную, на что указывают и авторы статьи (С. 3). Какие же «глубокие социальные изменения», могущие быть как-то связанными с повышением частоты случаев депрессии в подростковом возрасте в сравнении в предыдущем возрастом, выделяют авторы статьи?
Примерно с начала подросткового возраста у человека появляются такие побуждения и потребности (авторы также говорят о «мотивах»), удовлетворение которых требует выстраивания сложной стратегии собственного поведения в плане социальных отношений с другими людьми и постепенности развертывания этих отношений во времени. Сюда относятся межполовые романтические отношения, близкая интимная дружба, участие в малых, но тесно сплоченных группах ровесников, и некоторые другие виды отношений, – все то, что только намечается, но еще не развертывается в полной мере в предыдущий возрастной период первого школьного возраста 7–12 лет. В тоже время в подростковом возрасте появляются желания, отнесенные в еще более отдаленное будущее: стремление создать свою собственную семью и достичь самостоятельности в своем жизнеобеспечении, получить  профессиональное  признание и  приобрести  определенный  социальный  статус и т. д.
Но в том-то все и дело, по мысли авторов статьи, что появление таких сложных потребностей и побуждений, удовлетворение которых сталкивается с серьезными жизненными трудностями, значительно отсрочено во времени, требует терпеливых усилий для своего достижения, – может приводить к депрессии: «Вместо того, чтобы сводить депрессию к недостаточности регуляции, наша теория предполагает, что уязвимость к депрессии повышается с повышением способности подростков предвкушать иные виды вознаграждений в сравнении с теми, что доминируют в детстве: вознаграждений, которые более абстрактны, менее доступны, отдалены во времени, – и поэтому более трудно достижимы» (С. 4).
Онтологическим доводом К. Дэви и его коллег в пользу последнего тезиса является группа экспериментальных исследований, в которых были установлены следующие основные факты по интересующей нас проблеме: «Если обобщить все свидетельства, приведенные в предыдущих параграфах: то, что депрессия часто следует за неудачей в межличностных отношениях; то, что депрессия характеризуется низкой положительной аффективностью, важным признаком которой является предвкушение межличностного контакта; то, что срыв предвкушаемого удовольствия (в оригинале «вознаграждения» – И.П.) подавляет систему вознаграждения; и то, что такое состояние подавленного вознаграждения характерно для депрессии, – то начинает прорисовываться интегративная теория депрессии» (С. 7).
Таким образом, по мнению К. Дэви и его коллег, основным каузально-динамическим объяснением причин депрессии является то, что «допаминовая система вознаграждения» испытывает значительное подавление в ситуации, когда предвкушаемое удовлетворение побуждений и потребностей, т. е. получение вознаграждения, сталкивается с непреодолимыми по какой-либо причине жизненными трудностями⁴. Получается, что, с одной стороны, термин «система вознаграждения» по своему значению сближается с такими терминами, как «побуждения», «потребности», «мотивы», но, с другой, он входит в нейрофизиологический составной термин «допаминовая система вознаграждения». По этой причине термин «допаминовая система вознаграждения» теряет свое первоначальное строгое значение, выработанное для системной классификации структур головного мозга (т.е. нейрофизиологической классификации), и становится метафорой. Все дело именно в том, что при использовании метафоры «допаминовая система вознаграждения» авторы статьи совершают незамеченный ими гносеологический скачок от нейрофизиологического субстрата к высшим психическим процессам.
И поэтому не случайно К. Дэви и его коллеги говорят о «системе вознаграждения» или просто о «вознаграждениях», когда рассматривают социальные истоки депрессии, а затем без всякой рефлексии переходят к термину «допаминовая система вознаграждения», когда анализируют нейрофизиологические данные и выдвигают рабочую гипотезу. Из терминологического смешения нейрофизиологической классификации и классификации социально-психологической каузально-динамического объяснения онтологического явления (в данном случае, депрессии) родиться не может. Мы опять возвращаемся к нерешенности проблемы локализации.
Приведем еще один пример. Опираясь на проведенные другими учеными исследования, К. Дэви и его коллеги выделяют два основных вида вознаграждения, обретаемых в социальном общении: привязанность (affiliative rewards) и лидерство (agentic rewards) (С. 4). И уже тут проявляется противоречие, идущее от нерешенности проблемы локализации: как можно было бы увязать гносеологическое разделение вознаграждения на привязанность и лидерство с «допаминовой системой», т. е. нейрофизиологическим уровнем? Ученые соединяют привязанность и лидерство в едином термине «позитивная аффективность» (positive affectivity), противопоставляя его термину «негативная аффективность» (negative affectivity). Однако добавление обобщающего термина не снимает выше поставленного вопроса. Вроде бы интуитивно очевидно, что наличие привязанности и лидерства (позитивной аффективности) должно инициировать систему вознаграждения, а их отсутствие – подавлять. Но если мы захотим узнать, как это собственно происходит, мы сразу окажемся в плену у неразрешимых противоречий. Это особенно хорошо видно при рассмотрении социальной составляющей таких «вознаграждений», как привязанность и лидерство.
 Авторы статьи сами указывают на сложность и иерархичность социальной составляющей вознаграждения: «Характер семьи индивида и его социального окружения наложат существенные вариативные ограничения на уязвимость к депрессии как в вероятности неудачи при межличностном общении, идущей от социального окружения, в котором он вырос, так и в существовании близких, доверительных отношений в этом окружении, могущих смягчить остроту неудачи и поддержать личность. Если внутренние установки индивида включают множественные и широкие межындивидуальные цели, то неудача в одной области с меньшей вероятностью приведет к тотальному подавлению системы вознаграждения» (С. 13).
К сожалению, замечания К. Дэви и его коллег о социальной сложности и иерархичности «системы вознаграждения» не приводят их к кардинальному пересмотру своей точки зрения – к признанию того факта, что возникновение депрессии зависит от уникального строения сознания и личности, от тончайших переходов между сознанием и социальной ситуацией развития, откладывающихся в индивидуальных переживаниях и строении личности. Поэтому возникновение депрессии в корне зависит от всего жизненного пути индивида: как от сложившихся к данному конкретному моменту уникальных сознания и личности, так и от уникальной социальной ситуации развития. Приведем несколько простых примеров в защиту последнего тезиса.
У ребенка, воспитанного в религиозной семье, сама природа социальных вознаграждений может быть инвертирована по сравнению с доминирующими нормами. Активное общение с противоположным полом (по теории оно должное инициировать систему вознаграждения) может восприниматься таким подростком резко негативно в случае, если оно, например, не санкционировано родителями. Любое излишество в общении с противоположным полом будет инициировать у такого подростка то, что можно было бы назвать внутренней системой наказания, а никак не вознаграждения. При этом, конечно, привлекательность общения с противоположным полом сохраняется и у такого подростка, из-за чего в структуре его сознания могут возникать сложные амбивалентные тенденции, характеризующиеся борьбой противоположных мотивов и побуждений.
Все дело в том, откуда идут эти мотивы и побуждения: в случае с желанием общаться с противоположным полом – они фундаментально связаны с органикой человека; в случае же исполнения правил, по которым по мнению данного человека должно проходить подобное общение, мотивы и побуждения намного более связаны с самой личностью и ее ближайшим социальным окружением. Органика человека функционирует намного более сходным образом, чем проявляются уникальные особенности личности и сознания.  Именно в отношении конкретной личности к собственной органике (своим инстинктам и генообусловленным наклонностям) достигаются самые труднореализуемые и сложные – высшие – побуждения и потребности. К тому же нельзя забывать и о положительной стороне осознания и проработки своих собственных ошибок, на которую указываю и авторы статьи (С. 5). Но как можно было бы на нейрофизиологическом уровне отличить состояние, порождаемое таким осознанием и проработкой, от депрессии?
Таким образом, «система вознаграждения» оказывается намного более подчиненной высшим центрам психической организации – сознанию и личности, чем это учитывается в теоретических построениях К. Дэви и его коллег. При нейропсихологическом анализе ни на секунду нельзя забывать о подчиненности нейрофизиологического субстрата высшим центрам, и, например, говорить об «нейропсихологических механизмах головного мозга». Метафора механизма совершенно неприменима при синтетическом осмыслении нейропсихологических процессов. Конечно, необходимо изучение нейрофизиологических процессов головного мозга в приложении к депрессии, но для каузально-динамического объяснения причин депрессии такое исследование должно проводиться в единстве социальных связей и личности индивида. Нельзя в целях анализа разъять это единство на составляющие нейрофизиологические и психические элементы, а потом строить на основе синтеза данных, полученных при анализе элементов, эвристическую гипотезу о происхождении депрессии в подростковом возрасте.
Изучение единства социальных связей, личности и ее физиологического субстрата необходимо проводить не по элементам, теряющим свойства целого, а по единицам анализа, сохраняющим в элементарном виде все свойства этого единства: и социальные и нейрофизиологические⁵.  Изучение данного единства предполагает внимание как к уникальному в индивидуальном сознании и в социальной ситуации развития, так и к уникальному в генной наследственности и онтофизиологическом развитии. Это ставит фундаментальную проблему всей гуманитарной науки: как учитывать в исследованиях человека уникальное и неповторяющееся, если наука изучает системное и повторяющееся?⁶   Как мы видели, К. Дэви и его коллеги занимают методологическую позицию, вполне сходную с отстаиваемой в культурно-исторической теории: нельзя выявить законы возникновения депрессии, проводя только нейрофизиологические исследования. Однако трудности в реализации этого методологического подхода столь велики, что вполне понятно, почему в постановке проблемы исследования ученые отступают от собственных же методологических оснований.
Неясным остается и ключевой вопрос: что же такое депрессия? Ведь даже если бы были до конца выяснены социальные предпосылки данного явления и нейрофизиологические процессы, входящие в его состав, это бы не означало объяснить, почему у одной уникальной личности депрессия возникает, а у другой – нет. Поэтому говорить об «интегративной теории депрессии», как это делают К. Дэви и его коллеги (С. 7) в отношении выдвигаемых ими предположений, пока явно не приходится. Новое и позитивное в их работе заключается в обобщении некоторых нейрофизиологических процессов подросткового возраста и попытке (пусть не до конца удачной) увязать их с социально-психологическим развитием подростка; в осознании сложности такого процесса, как депрессия, вытекающей из поэтапного развертывания его во времени и социальной иерархичности его мотивов.
Мы думаем, что К. Дэви и его коллеги избежали бы хотя бы некоторых трудностей, если бы учитывали в своих теоретических построениях принцип хроногенной и системно-динамической локализации ВПФ сознания, предложенный Л.С. Выготским 75 лет назад (Выготский, 1982; 2004) и примененный при обобщении эмпирических данных А.Р. Лурия (2004). С другой стороны, целый ряд работ Л.С. Выготского раскрывает самые основные средовые факторы развития сознания и личности в подростковом возрасте и, прежде всего, влияние школьного обучения и усвоения научных понятий на развитие центрального психологического новообразования подросткового возраста – схизиса. Это становится возможным благодаря тому, что личность и сознание концептуализируются в культурно-исторической теории как динамическая смысловая система со сложными межфункциональными отношениями, имеющими хроногенное происхождение (Выготский, 1934; 2001; 2004; см. осмысление этих положений КИТ в Пономарев, 2009б).
После прочтения данного обзора с его скептической интонацией у читателя может сложиться впечатление, что мы считаем рассмотренное направление исследований бесперспективным по причине его фиксации на нейрофизиологической составляющей психологических процессов и, возможно, видим большие преимущества за социальной психологией. Нет, ни в коем случае (см. предыдущий обзор: «Подростковый суицид»). Дело не в преимуществах того или иного подхода, а в необходимости синтеза самых различных научных подходов к одной проблеме. Отсутствие даже попытки увязать сознание и его ВПФ с нейрофизиологическими процессами означает просто отказ от решения проблемы локализации. На рассмотренном материале можно видеть, что основополагающая проблема психологии – проблема локализации – остается нерешенной и хотя бы уже поэтому знание теоретических подходов прошлого не менее важно, чем знание подходов современных. С другой стороны, наука не стоит на месте, и новые данные могут существенно изменить наше понимание поставленных некогда проблем.

---

¹Мы не останавливаемся на данном методологическом посыле, как хорошо известном в КИТ (Выготский, 1936: 25).

²Отметим, что Л.С. Выготский предложил такие единицы анализа, как ВПФ сознания, помимо прочего и для решения проблемы соотношения физиологического и психического в индивидуальном развитии (Выготский, 1984б; см. также: Пономарев, 2009а).

³О гносеологическом разделении онтологических явлений в психологии с точки зрения КИТ см.: Выготский, 1930.

⁴Отметим, что, по-видимому, это верно и для малого временного масштаба: прерывание действия по достижению желаемого результата может вызывать состояние фрустрации.

⁵Для изучения единства социальной ситуации развития и личности/сознания Л.С. Выготским была специально предложена единица анализа – переживание (Выготский, 1984а; 2001; см. также: Пономарев, 2009а); он также вплотную подошел к единице анализа для изучения единства аффекта и интеллекта (Выготский, 1935а).

 

⁶Можно указать, что некоторыми учеными предпринимались попытки поставить как научную проблему необходимость учитывать уникальность сознания и личности каждого человека при изучении высших психических процессов (Зинченко, Мамардашвили, 1977).

---

 

Список литературы:

1. Davey C.G., Yücel M., Allen N.B. The emergence of depression in adolescence: Development of the prefrontal cortex and the representation of reward // Neuroscience and Biobehavioral Reviews, 2008. № 32. Р. 1–19.
2. Dunbar R.I.M. The social brain: mind, language, and society in evolutionary perspective // Annual Review of Anthropology, 2003. № 32. Р. 163–181.
3. Бернштейн Н.А. Физиология движений и активность. М., 1990.
4. Выготский Л.С. Психика. Сознание. Бессознательное // Элементы общей психологии. Вып. 4. М., 1930 (1982). С. 48–61.
5. Выготский Л.С. Мышление и речь. М., 1934.
6. Выготский Л.С. Диагностика развития и педологическая клиника трудного детства. М.,1936 (1983).
7. Выготский Л.С. Проблема умственной отсталости // Умственно отсталый ребенок. Психологические исследования. Вып. 1. Под ред. Л. С. Выготского и И.И. Данюшевского. М., 1935а.
8. Выготский Л.С. Умственное развитие детей в процессе обучения. М.–Л., 1935б.
9. Выготский Л.С. Психология и учение о локализации психических функций // Собр. соч. в 6 т. Т.1. М., 1982.
10. Выготский Л.С. Вопросы детской (возрастной) психологии // Собр. соч. в 6 т. Т.4. М., 1984а.
11. Выготский Л.С. Орудие и знак в развитии ребенка // Собр. соч. в 6 т. Т.6. М., 1984б.
12. Выготский Л.С. Лекции по педологии. Ижевск, 2001.
13. Выготский Л.С. Проблема развития и распада высших психических функций // Психология развития человека. М., 2004. С. 548–563.
14. Зинченко В.П., Мамардашвили М.К. Проблема объективного метода в психологии // Вопросы  философии. 1977.  № 7.
15. Лурия А.Р. Основы нейропсихологии. М., 2004.
16. Пономарев И.В. Возрастная социализация в традиционном обществе. М., 2009а.
17. Пономарев И.В. Этнокультурный аспект подросткового кризиса (опыт сравнительного исследования).  Дис. …кан. ист. наук. М., 2009б.